В эвенкийском селе Тунгокочен мало кто держал домашний скот. В семьях мужики промышляли охотой. У нас мужчин не было. Женское царство: мама, бабушка Груня, и мы с сестрой. Отца в сорок девятом году осудили по 58 статье за «вредительство». Он заведовал районным отделом здравоохранения. И, на свой страх и риск, решил приобрести корову для подкормки больничных пациентов. А буренка та возьми и сдохни. Больничные эскулапы в коровах ничего не смыслили, им подсунули телку-доходягу… Отца обвинили в злобном умысле, сослали в Магадан.
Послевоенные годы – голодные, наша семья держалась в основном на картошке. Да в сенях всегда стояла кадка с насолеными груздями, и короба с мороженой брусникой и голубикой. И тут заезжие охотники принесли нам медвежонка. Медведицу застрелили, а месячного мохнатого мишку пожалели, решили подарить докторице, моей маме: - Девчонкам твоим забава будет.
Поначалу мы поили его коровьим молоком из соски. Он урчал от удовольствия, и засыпал на руках у бабушки Груни. Ну, чисто младенец, только мохнатый! Подрос. Наперсниками в играх стали мы со старшей сестрой: ей было пять лет, мне – три года. Мишка предпочитал борьбу. Облапит нас за плечи, повалит на пол, и ну кататься клубком. Мишутка разомнется, и мы визжим от восторга. Но домашний любимец требовал все больше и больше пищи: уже кастрюлей супа с накрошенным в него ржаным хлебом не обойтись. Все наши заготовленные впрок ягоды слопал, добрался и до неприкосновенного запаса. Банки сгущенки хранились на полке в сенях, их открывали лишь по праздникам – в дни рождения домочадцев, и на Новый год. Мишка, встав на задние лапы, смел все банки на пол. Методично расплющивал каждую лапой, и высасывал содержимое.
- Ах ты, непуть! Оглоед проклятый! – обнаружила разбой баба Груня. Отстегала мишку веником. Он изворачивался от ударов, и виновато косил глазами. После понуро сидел в углу комнаты, отказывался играть. Явно прочувствовал свою вину. Но на семейном совете все же было принято решение передать мишку в больницу – там остаются отходы на кухне, легче будет прокормить ручного зверюгу.
Баркана (двухгодовалого медвежонка – эвенк. яз.) определили на постой в стайку, сложенную из крепких бревен на хозяйственном дворе, куда больничные пациенты не могли попасть. Теплое бревенчатое стойло предназначалось для коровы. Не пустовать же строению!.. Поначалу персонал больницы просто забавлялся с медвежонком. Тем более рачительным кухонным работницам было жаль сливать остатки обедов в помойную яму, а тут в дело пошли.
Время шло. Мишка раздобрел на глазах. И Флен, водовозчик, решил приспособить косолапого приемыша к делу:
- Эвон, ростом с теленка вымахал! Чего без толку болтаться? У нас в стране тунеядцев судят, и по этапу отсылают – в тьму-таракань, где и твои сородичи-медведи не ночевали. Так-то, браток!
Флену уже было за тридцать, но ростом не вышел, полтора метра всего, не больше, и на ногах держался некрепко – у него была нередкая в этих краях уровская болезнь: туловище с годами росло, наливалось соками, а вот ручки – коротенькие, и ноги оставались тоненькими, как у одиннадцатилетнего мальца. Его и на войну поэтому не взяли, списали вчистую. Работник из него тоже никакой. В больницу-то водовозом из жалости приняли, да еще потому, что мужиков на селе почти и не осталось: всех война выбила.
Флен соорудил тележку на колесах, и летом возил на ней воду, а зимой, поменяв колеса на короткие эвенкийские лыжи, лед с реки Каренги. Как-то впряг в тележку мишку, и тот безропотно поволок ее в горушку – больница стояла на косогоре. Каренга часто выходила из берегов, и строители старались возводить дома на возвышенности.
Флен теперь лишь заполнял фляги водой, и водружал на тележку. А дальше уж Михайло волок их к больнице. Поначалу, правда, сельские собаки с ума сходили. Кидались в яростном лае на мишку, пытались вцепиться ему в бока и загривок. Тот лишь махнет башкой, да поведет мышцами, все они и отлетали в сторону, как блохи. Поняв бессмысленность своих нападок, собаки утихли. И уже воспринимали необычного водовоза как своего, не лаяли, вовсе не обращали на него внимание, чтобы не ронять свое собачье достоинство.
Местные жители тоже считали мишку одним из полноправных обитателей своего селения. Кликали Михайлой, а то и вовсе – Потапычем: на селе принято было людей в годах почтительно называть лишь по отчеству. А мишке шел уже пятый год, для медведя возраст зрелости. И за все это время не было случая, чтобы Потапыч ненароком покалечил или помял хоть одного человека. В играх и ласках он как-то умел соизмерять силу. Мог, конечно, облапить, но бережно, и когтей никогда в ход не пускал.
Были, правда, у медведя периоды, когда он начинал метаться в беспокойстве по стайке, грозно рыкал на больничных кухарок, приносивших ему корм. Флен, чтобы обезопасить женщин, сам стал приходить на кухню за пайком. И когда мишка серчал на что-то понятное только ему, тоже не входил в стайку, а лишь проталкивал ведро с пищевыми отходами в специально прорубленое в массивной двери отверстие. Иногда скверное настроение у медведя длилось по нескольку дней. Флен тогда сам впрягался в тележку, и спускался к реке за водой.
- С Михайлой-то что стряслось? – интересовались больничные работники.
- А-а, - неопределенно мотал коротенькой ручкой Флен. – Понос, однако. Пусть себе отлежится.
Лишь тягота отпускала мишку, Флен входил в стойло, чесал у него меж ушей. И бормотал себе под нос, видно, что давно его мучило:
- Худо тебе, братуха? Знаю, худо… Отпустил бы я тебя в тайгу. Да пропадешь там не за грош. Ты привык доверять людям. А людишки-то всякие водятся. Вон, перелетные гости, их из города каким-то ветром в нашу тайгу занесло, мать твою пристрелили… Да ты мал тогда был, не помнишь, поди.
Мужиков в селе после войны по пальцам перечесть можно, калечные да немощные. Но хоть и в прошлом, они – охотники, звериные повадки знали. Понимали, что каким бы ручным не казался медведь, а все же – зверь. Неизвестно что и в какой момент способно вызвать у него вспышку ярости. Так-то покладистый, вроде. Но… поосторожничать не лишнее. Поэтому детям категорически было запрещено приближаться к новоявленному водовозу. Но я однажды нарушила запрет, подбежала к мишке, впряженному в тележку с полными флягами воды. Обхватила его за шею, стала целовать в лохматую башку. Медведь тряхнул мышцами, скинул с себя ярмо упряжки, и лапой повалил меня на землю. Прохожие, случайно оказавшиеся поблизости, ахнули в ужасе. Но Потапыч обнюхал меня, и стал осторожно катать по земле – так когда-то мы забавлялись в детстве.
На этот раз дома веником баба Груня отстегала меня:
- Кому было сказано: не лезь в пасть к боборовки! (сгорбленному – эвенк. яз.) Ить третий год не с нами столуется, не обязан тебя помнить!
Да с тех пор и возможности приблизиться к медведю не стало. Флен запасся кнутом, и щелкал им для острастки, лишь завидев издали ребятню. Кнут предназначался не в меру любопытным сорванцам, не мишке. А Михайлу штатный водовоз стал водить на железной цепи. Хотя… цепь была лишь для видимости. Рванись зверь, Флену не удержать.
В районной больнице была один-единственный врач, по специальности педиатр, и одновременно – главный. Это моя мама. Но жизнь то и дело подкидывала ей непредвиденные случаи. Оленевод в тайге покалечился, охотника рысь помяла... Без хирурга не обойтись. Приходилось вызывать санавиацию.
Воздушный маршрут в Тунгокочен пролегал через горные хребты, считался сложным, и летали по нему лишь проверенные асы – Уваров и Голобоков. Они давно подружились с Потапычем, привозили ему гостинцы – сгущенку, или шоколадки, кормили с рук. Однажды опытные пилоты прихватили с собой на рейс стажера. В Тунгокочен новичок попал впервые, все его тут удивляло. Желтые маки и плантации шампиньонов на сельском грунтовом аэродроме. Синие сопки, подпирающие высокое небо. У аэродромных служителей он выяснил, что село получило свое «говорящее» название в честь этих каменных стражей. Сопка по эвенкийски – Тунго, или обитель духов. Подивился:
- Скажи кому такое в Чите, не поверят… Словно на машине времени в каменный век попал. Только шамана с бубном не хватает!
До вылета в Читу оставалось еще пара часов, и пилот-стажер решил наведаться в сельмаг, который был на самом берегу Каренги. Подходя к магазину, неожиданно увидел… медведя, выбирающегося с реки на взгорок! Флен наполнял воду во фляги, и отпустил мишку попастись. Стажер опешил, ноги стали ватными и словно приросли к грунту, штанины предательски намокли. Он дрожащими руками нащупал кобуру, выхватил пистолет. «Как догадался прихватить в рейс боевое оружие?!» И в упор разрядил всю обойму в грудь зверя.
Потапыч повалился наземь, ткнулся ноздрями в землю. Истекая кровью, он недоуменно обводил мутнеющим взглядом собравшихся вокруг людей. Казалось, спрашивал:
- За что?!
Позвали мою маму. Ее заключение было неутешительным: не жилец. Приковылял Флен, и затрясся в плаче. Михайло был для него не просто помощником, другом. Флен частенько рассказывал медведю о своих невзгодах, тот внимательно слушал, и сочувственно сопел. С другого конца села прибежала, запыхавшись, баба Груня. Ей никто не мог рассказать о том, что случилось недоброе. Да видно сердце-вещун подсказало. Мишка подполз к бабушке, уткнул ей морду в колени, как делал это малышом. Баба Груня гладила его меж ушей, и тоже беззвучно плакала.
Старый охотник Игнатьев, живший неподалеку, вынес бердану, и пристрелил медведя, чтобы тот не мучился. А ретивому не в меру пилоту посоветовал сменить маршрут:
-Тебе к нам ходу нет, так и знай.
Добавил в сердцах:
- Паршивец ты этакий! Видел же, собаки – спокойные. А они сообразительней тебя будут, опасность за версту чуют.
…Стажер, сняв на аэродроме брезентовый комбинезон – его после встречи с мишкой требовалось просушить, ругался на чем свет стоит:
- Дикари! Вообразили себя укротителями, не меньше! Медведь у них пасется на лугу, как… буренка какая-нибудь. Да что с деревенщиков спрашивать? Об электричестве тут и слыхом не слыхали. Живут, как в берлогах. В темноте и убожестве. Дикари, одним словом.
 Пилоты для вида сочувственно кивали ему, но сами хмурились. Они понимали: между таежниками и пришлыми на севере людьми образовалась невидимая стена отчуждения. Разрушить ее будет непросто.

Рассказ Нины Коледневой - победителя 2-го этапа Пятого конкурса "Север - страна без границ"(3 место, 2 этап).